! ! ! Всадники А-ПИСА ! ! ! Ермил Задорин **ПОСЛЕДНИЙ ЗУЁК** глава 22
на главную

ПОСЛЕДНИЙ ЗУЁК

 Ермил Задорин

ГЛАВА XXXI,
В коей ирои в пух и прах расхуячили стригольников, а Михайла изничтожил жополюбца-Терентья, поквитавшись за отца и за веру христианкую.

И грянул бой
Пушкин

До сумерек истово молились ирои перед серебряным кумиром Осафья-царевича, не разбирая ни полу, ни веры. Православные воины, калмык-язычник и немчурка-лютор, - все едино молили невидного Бога о победе для себя и посрамления сраколюбивых еретиков. Стригольный вопль и суета сделались им неслышны, а взор сосредоточилсяи на мудрых руках кумира, его пронзительных очах, глядевших в самое сердце.
За лесом, на западе Солнца встало зарево, - но то был не закат.
- Пора! - поднялся Ондрейка Шахов с колен, - Знак виден!
- Уррра!!! - рявкнул князь Склепов, сигая прямо с утёса.
- Еби жополюбцев!!! - как снег на голову стригольникам, посыпались ему вслед остальные.
Немчурка держал в каждой руке, на манир пистолей, по пушке, кои разрядил в самую гущу стригольников. Бесполезные орудия запустил в уцелевших, а прочих зачал кромсать сразу саблей и бердышом.
Никон валял еретиков выломанной сосною, - по полста зараз валились с ног и больше не поднимались!
- А ну, блядь! Раззудись плечо, размахнись рука!!! - весело покрикивал батюшка.
Калмык Кутак метал во врага отрываемые от утёса гранитные глыбы.
- Моя ебай, однака! - скалил Кутак жёлтые зубы, - Много-много мудак побивай будет!
Михайла наперевес с тысящезарядной пищалью, а вслед ему и Санка, тащивший коробки с зарядами, оказались в самой гуще стригольников.
- Еби яво! - ощетинясь рогатинами, напирала вонючая сволочь.
- Выкуси! - и Михайла от живота дал длинную очередь, ведя стволом по кругу. С воплем валились жополюбцы.
- О! Зер гут! Ебат их во взя дирка! - и обрадованный немчурка сам веселее заработал бердышом. А Михайла лупил, не переставая. Стригольники, ошалев, продолжали напирать, приближая свою погибель.
- Патроны давай! - завопил Михайла замешкавшемуся Санке. А так как ждать среди сотен стригольников не было никакой возможности, завертел Михайла смертоносной пищалью как обычной дубиною, дробя кости и черепа напиравших еретиков.
- А ну, пиздюки! Пущай батюшку! - лупя направо и налево, рванул Никон на подмогу отроку, дав передышку для перезарядки. Вновь грозно зарокотала пищаль.
По колена во вражей крови шёл Михайла, паля беспрестанно. Стригольники уже забыли сопротивляться и только бежали, но пули оказывались быстрее. Между дерев показались палатки вражьего лагеря и высокий парчовый шатёр, увенчанный хоругвью с Астрофилом.
С яростным воплем кинулся Михайла к шатру. Голый и потный Терентий зайцем порскнул из него, - мильёнщик тешился с продажными мальцами, - и кинулся к лесу. В два прыжка настиг Михайла толстожопого Долгомудова.
- Пощади, Михал Васильич! - пробовал молить купчина.
- С тобою мой разговор короток! - и Михайла засадил Терентию между дряблых ягодиц раскалённый ствол пищали. Жополюбец взвыл ужасно. Недрожащей рукой нажал отрок курок.
Клочья мяса и крови полетели на стороны, - и через миг от пузатого Ересиарха остались одни только кривые ноги, бессмысленно сучившие среди поникших трав.
- Пиздец, - и Михайла с отвращением сплюнул на то, что ещё недавно было Терентьем Долгомудовым, грозою цельного Поморья.
Никон, тем временем, топтал ногами Астрофилову хоругвь, а снова почуявший силу немец пытался отобрать её для Кайзер-Куншткамора. - Ви, рюски, как швайнен! Ви не любит свой Гиштория!
- Их, Крестьян Карлыч, голубчик ты мой! - весело отвечал попик, - Не мешай ты мене, немчура разлюбезная, али не видишь - душа гуляет!
Зарево за лесом становилось всё ярче и больше.
- А вить то Гадомище горит! - вдруг поразила догадка Санку Рохлина.
- Точно, Гадомище!
- Глянуть надобно, чиво там, - поскрёб бороду Никон, - Не нравится мне сие, - не иначе, каверза еретническая!...
В лагере, у коновязи, наши справных коней и припустили галопом прямо на свет. Скакали без остановки до самого утра. Немного оставалось до зловещего места, когда навстречу конному отряду показался взвод гренадёр в высоких медных шапках со страусовыми перьями.
- Стой! - кричали гренадёры, выставив фузеи.
- Я есть оберст фон дер Абих! Это есть мой зольдатен! - закричал немчурка.
- Вы чии будете?! - выкликал князь Склепов.
- Брюса-арихметчика!
- Вы, што-ль Гадомище пожгли?
- Дык, ить!
- А мы стригольное войско в клочки расхуячили!
Ирои, соскочив с коней, обнимались с усачами-великанами. Встреча с Яковом Брюсом, генералом и чернокнижником, в блестящих латах и клетчатой юбке, была не менее радостна.
- Доннерветтер! Шит! Мазефакер! Эндрю! Муттер тфой вибит! Факин эсс! Якоб, камерад! - более часу гремело среди огромного русского бора.
Михайла кинулся к догоравшим обломкам, - ведь здесь могли скрываться книги и святыни, что захватили во времена оны в Святой Обители нечестивые жополюбцы. Всё тщетно... Любители поживиться за счёт битого врага, матёрые гренадёры утешались только рассказом о внезапной атаке.
- Нам, вить, Брюс-рихметчик тады и говорит: ТПущай, даже первое войско они и расхуячили, - а, вить, другова войска они не ждуть!У Дык, от Архангел-града спешили, как мочно были, к Гадомищу ефтому треклятому. В ночь подошли, глянули - мамушки! Вить, вороты у еретиков настежь раскрыты! Брюс-рихметчик нам и грит: ТНе робей, вашу мать! На приступ!У Ну, мы и пизданули! Эти, толстожопые, прежде чем хватиться успели, - мы их тотчас бонбами приветили и на штыки накалывать зачали!
Не знамо откель, пламя враз полыхнуло до самова неба! Тут и вовсе потеха пошла! Еретики вопят, чёрт их дери, жарются, лопаются! Можа, три десятка их живы ушли, - един чудной такой: харя перекошена и ока единова нетуть! Самый рихметчик по нему из пистоля пальнул, - да кажись промазал!
- Неужли! - всплеснул руками Михайла, - Генька-блядь жив ушёл! - он кинулся к товарищам.
Полковник Абих уже успел наклюкаться хорошенько - за встречу.
- Ваше скобродие! Генька Бочаров жив ушёл!
- Вас ист дас ТГенькаУ? - икнул, довольно, немчурка, - Ихь бин не знать, вас ист дас "Генька"! Ихь бин... Оберст... Фон дер Пшик!
От остальных было не больше толку. Секунд-майор Склепов не вязал лыка, сотник Кутак и батюшка Никон спали в обнимку, а лекарь Ондрейка Шахов пропал незнамо куда. Зазря кидался Михайла по раскинутому Брюсом лагерю, - кругом были одни только бражники и опивцы: кто до свинячьего визгу, кто до положения риз.
В последней надежде искал Михайла верных зуйков. Увы, отроки во всём подражали старшим товарищам, - устроясь с бутылью зелена вина под калинным кустом, нестройно пели песню про чёрна ворона и чего он летает. Раздосадованный Михайла устроил хорошенькую Тайную Канцелярию их жопам, но утешился тем мало.
С горя нажрался и он.
Никто не радовался гибели Терентья так, как купцы архангелогородские. Воспряв от ужасов и разорений, выстроили они на свой счёт фанерную триумфальную арку, безалаберно и аляписто расписанную здешними иконописцами. Сквозь неё входил в город победоносный Брюсов полк.
Во граде победители намеревались быть недолго - ждали новые бои и бранные виктории неотшумевшей Свейской войны. У купца-немчина прикупил полковник Абих для Михайлы, порядком изорвавшемуся за дни сражений, полный комплект немецкого платья и выправил парик - как положено, с пуклями, густо обсыпанный пудрой.
Дивился Михайла диковинному платью. А немчурка веселился, покрикивал:
- Одевайт, одевайт! Бьез дойчер платье тьебя в Москау рот ебить будут, - так как гозудар наш Питер указат положиль!

глава последняя

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице

Hosted by uCoz