Прелепая зелость открылась в Михайле, когда обряженный на европейский манер предстал он пред очи бранных товарищей - в куцем камзолишке, в парике с закрученными пуклями, в атласных чулках, обтянувших могучие икры и в коротких штанишках с преогромным гульфиком - то выпирало Михайлино "хозяйство".
Фон Абих, осушая глиняный кубок, полный хмельного меда, просиял:
- О! Дас ист наш юнге хельд! Как это есть говорить по-руссиш? - хлопнул он рукой в лоб. - Я, я! Ирой! Муттер тфой вибит!
Князь Склепов встал навстречу и с чувством обнял юношу.
- Виктория в жестокой сей баталии ни во что не случилась бы, кабы не ты!
- Ай, молодца! - блеснул калмыцкими глазами сотник Кутак. - Твоя настоящий казак! Айда моя сотня!
- Мазэфакер! Шит! Факин эсс! - в восхищении выпалил шотландец Брюс.
Михайла поклонился в смирении.
- Великое желание мое - в Москву пойти, премудрости книжной и науке числительной, сиречь арихметике, обучиться. Просил б я вас, отцы-командиры, о милости - возьмите мене и братьев моих в Москву! Больно учиться охота!
- А что! Возьмем молодца! - весело воскричал князь Склепов. - Презелая нужда у Государя нашего Петра Лексеича в людях грамотных и мужеством врагов превзошедших!
- Гут, мой юнге камарад Михель! - закивал главою датый немчурка. - Зольдат отведет твой и твой камераден - как ти их называть?..
- Зуйки, Ваше скобродие! - не растерялся юноша.
- ...унд зуйки в казарма. Кушайт квас, брот, яйко! Отдихайт от криген вольненьий!
На пути у сгоревшего и разгромленного кабака, среди грязи и обгорелых бревен, копошился чумазый мальчонка с льняными кудрявыми власами. Сердце екнуло в груди у Михайлы - живо вспомнился тот далекий день, когда праздновал тятьенка с дружиной победу над долгомудовскими и лихо отплясывал, облапив роскошный зад кабатчицы Верки Шубиной.
- Чей будешь? - остановился Михайла супротив мальчонки.
- Мамкин, - сурьезно ответил тот и шмыгнул громко носом.
- А мамка твоя где?
- Ея стригольники умучали - неча, грят, мужиков к себе водить. Мужики должны друг дружку пырять! - простодушно поведал малец.
- Не Верки ли Шубиной сынок?
- Мамку мою Веркой звали. А сам я Федот!
- Который год тебе, Федот?
- Седьмой!
- Слыхал, - пхнул Михайла локтем Санку, - а он, вить, брательник нам. Как раз, семь лет уже, как мы с тятенькой в кабаке этом побывали. Тут он от Верки Шубиной-та хуерык и подхватил!
- Велики, Господи, дела Твои! - только и отвечал Санка.
- Слышь, Федот! А, вить, ты брательник мене! Айда с нами! Мы тебе и накормим, и в баньку сводим!
- Брешешь! Небось, в сраку мене пырять зачнешь!
- Ну, зачем мне тебе в сраку пырять! У меня для эфтова дела - вот, Санка есть! Скажи, Санка!
- Эт точно, - весело подмигнул мальцу Санка.
- Ну, тады пойду!
Поморцы, узнав, что Михайла собирается в Москву за числительной наукой, явились в казарму.
- Не обессудь, Михайла Васильич! Многим мы Вам и тятеньку Вашему, Царствие ему Небесное, обязаны! Многим помочь не можем - сами видите, што стригольники с Архангел-городом утворили! Рыбки мы собрали, пятьдесят возков, штоб по дороге не голодно было. А что останется - в Москве продадите, в барыше останетесь!
В ноги поклонился Михайла мужикам-поморцам.
- Вот, иду, мужички, от нашей земли, из Края Поморского в Москву. Учиться хочу, науку арихметическую превзойти! Чтоб чрез меня имя Поморское на весь Божий мир воссияло! Благословите, мужички, на подвиг! - Бог тебе в помощь, Михайла Васильич! - дружно отозвались мужички.
Через два дня обоз в две сотни телег и саней - начинало уже подмораживать, - со скрыпом отправился на юг, вдоль двинского берега. На телегу, составленную из четырех других телег и запряженную тремя десятками мощных волов, взгромоздили болван Перунов. За обозом брели немногие пленные - в страшной Тайной Канцелярии, самое имя которой даже колдун-арихметчик Брюс боялся произнести вслух, должны они были ответить за воровство супротив Государя и блядословие своё Анчихристово.
Михайла и зуйки катили на подводе, запряженной сивым справненьким меринком - болтали ногами, без умолку трещали языком и хлопали друг дружку по плечам и пониже спины.
Дни тянулись равномерной чредою. Сколько песен было перепето, сколько зелена вина выпито на веселых привалах, сколько молодух перепробовано, а сказок пересказано! И не раз бывалые в боях и переделках усачи-гренадеры отказывались верить правдивым речам Михайлы и братьев его о прожитом и виденном. - Кончай пиздить! - говорил беззлобно ветеран в медной шапке.
Тут встревал сотник Кутак.
- Твоя ни хуя не знает! - кричал он с горячностью. - Моя глазами видел! Не пиздеж, однако!
Иной раз, натрескавшись сытного кулешу, уходил Михайла сзаветным сундучком в сторонку и украдкой чиркал чего-то в невеликой тетрадке, кою прятал тщательно при всяком приближавшемся. Но как не таился - не мог уберечься от хитрозадого немчурки. Он-то уже давно наблюдал за Михайлой и однажды, когда юноша подбирал с усилием неудобную рифму, он подкрался тихонько и заглянул отроку через плечо.
От увиденного он даже присвистнул. Михайла, доселе ничего не замечавший, подскочил, будто ужаленный. И даже замахнулся, было, на немчурку кулаком, но узнав долговязого полковника, только насупился.
- Твфой есть писать стихи? - искренне спросил немчурка.
- Маленько, - покраснел Михайла и пытался за спиной спрятать тетрадь в сундучок, но не тут-то было: Абих ловко выхватил тетрадь и отскочил подальше - рука, вить, у Михайлы тяжелая!
- Моя только читать! - немец раскрыл тетрадь на попавшемся месте и тут же, и весьма сносно, принялся декламировать:
Мой любезный голубок Санкою зовется!
Вкруг ево румяных щек пух кудрявый вьется!
Ах! В приятность цаловать мне младое лице!
Но милее - кляп втыкать между ягодицей!
- Еще глядеть! - он перелистнул несколько страниц:
На исповеди поп шумел на мужыка:
- Не ебли для - штоб сцать придумана битка!
- Винюсь, отец святой! Дык, токмо не пойму -
Муды, ответствуй, мне привешаны к чему?!
- Гут! Зер гут! - немчурка продолжал читать:
Среди укропа, репы, роз
Претолстый кляп на поле взрос!
+++
Всех тюлипанов и лилей
Зад Васятки мне милей!
+++
Напущал Еремей на карбасе голубей!
- Штоб не бздел Еремей - в сраку кляп ему забей!
- Что есть "напущал голюбьев"? - удивился немец.
- Ну... испортил воздух, - как мог, обяъснил Михайла.
- О! Я, я! Натюрлихь!
Случилося, сошлись два химика в пиру -
Един дружка загнул и зачал драть в дыру!
А тот вопит: "Ах, блядь! Залупа! Немец! Вошь!
Чиво творишь, мудак! Вить ты - мене ебешь!.."
- А сей стих я ишшо не додумал! - оживился Михайла. - Не можется рифмы подобрать - како первый другому ответствовал... - Погодить! - перебил Абих и сам задумался - и вдруг выложил:
А тот сказаль: "Чем весь Европа -
Мне есть милей тфой тольсти жопа!"
- Верно! - плеснул довольный Михайла в ладоши.
- Доннерветтер! - произнес полковник и голос его дрогнул. - Тфоя писать зер гут стихи! Я, я! Ихь бин учился Ляйпцихь... Профессорен... Мой понимайт литератур! Это есть... Это - вибит тфой муттер - так говорить Русслянд!
- Неужли?.. - засмущался Михайла.
- О! Я, я! Тфоя бить Солнце руссиш Пиитика!!!
Из полотняной штопаной палатки показался заспанный князь Склепов.
- Чиво за шум? Али стригольники сызнову лезут?!
- Читать! Читать! - сунул фон Абих князю тетрадку.
Князь чёл про себя, по времени хрюкая с великим довольством. Скоро хрюканье сделалось беспрестанным, - слёзы градом катились из глаз князя, бессильный, он рухнул наземь, протягивая Михайле злополучную тетрадь.
- Ой, умру! Ой, силушки моей нетуть! Пиздец, бля! Охуительно!!!
Наконец, поднявшись и тяжело дыша, он хлопнул юношу по плечу:
- Пиит, истинно, пиит! Сие получше виршей кантемировых станет! Зачем тебе арихметика, Михайла? Ступай в Словено-Греко-Латынскую Академию - тебе с таким слогом в ней учиться надобно! Пиит! - и восхищённый князь облобызал юношу в обе ланиты.
Худо-бедно, тащился обоз чкрез необьятную Россию.
- В Москву, в Москву! - вслух мечтал Михайла, - Там Татьянка моя, там наука книжная!
Снег давно окутал бесприютную землю. Тощие галки зябли по черневшим ветвям. Далеко, едва различимые, показались златые купола московских соборов.
На заставе сердечно простились Михайла, полковник фон Абих и князь Склепов. Секунд-майор разъяснил, как Михайле с его рыбным обозом добраться до Никольской улицы, где помещалась Академия.
- А там в паре шагов - Красная Площадь. Там рыбу свою сможешь продать.
- Великое спасибо!
- Ну, приведет Господь, свидимся!
- Ауф видерзеен, Михель!
Довелось свидеться Михайле со старшими товарищами... Но о том - другая история и мы не умолчим о ней в дальнейшем рассказе.
На сем кончается начальная часть зело преудивительной и полной подвигов и бранных свершений Гиштории о Михайле Ломоносове, где сказывалось о достохвальных делах его в Земле Поморской.

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице