Утром стригольники обложили утёс по кругу. Толпа в полста самых отчаянных пробовала атаковать со стороны бывших ворот. Михайла и Кутак, без всякой суеты, хорошенько прицелясь, завалили пятерых, отбив у остальных охоту. Издали стригольники разряжали мушкеты и казали, вывалив из портов, срам. Михайла не мог терпеть.
- Али попробовать хотите?! - выкрикнул он, спустив штаны и выпятив голую сраку, - Ходите, кто жив останется!
- Погоди у нас! Мы до тебе доберёмся! - ревели, паля без порядку, еретики. Михайла их больше не слушал, - сокрушённо считал он оставшиеся заряды: их было всего пятнадцать. Да, долго не продержишься...
Но Терентий, прибывший с Генькой к последнему оплоту христолюбивых воинов, не торопил стригольников с приступом.
- Жрать захочут - сами сдадутся! - блистая очами, гремел мильёнщик, - Они мне живы нужны, штоб за всё разом поквитаться!
По приказанию Долгомудова, на глазах осаждённых пежили их угодивших в полон соратников. Несчастные вопили от боли и унижения, стригольники гнусно хохотали. Вслед за утехой, накалывали солдат и поморцев на колья, смазанные человечьим жиром. Частокол из нанизанных тел встал кругом Осафьевой обители.
Представляя свою незавидную участь, осаждённые, тем не менее, не поддавались позорной панике. Никон, без сговору ставший воеводой, организовал раскопку на месте бывшей в обители Арсенальной башни, - тут хранилось оружие и бранный припас, который всегда имелся у братий на случай нападения жополюбцев.
Среди завали камней и обгорелых брёвен показалась узкая лесенка, что вела вглубь на четыре сажени и оканчивалась ржавой железной дверицей. Огонь, сгубивший башню, сюда не добрался. Князь Склепов прикладом сбил амбарный замок. Никон плечом навалился на дверь, остальные помогли ему. Дверца поддалась со скрыпом, явия обширное подземелье, полное самого разного ратного припаса.
Ружья, рогатины, бердыши стояли в пирамидах, колчаны и сабли висели на гвоздях, под потолок громоздились бочонки с порохом, под ногами перекатывались чугунные гранаты, в дальнем углу аккуратно уложенные чернели ядра и стояла батарея из четырёх среднего размера орудий.
- Вас ист дас? - подхватил полковник Абих плоскую жестяную коробку.
- Эх, зарядов-та для пищали чоховской скока! - обрадовался батюшка, - Жаль тока, пищали у нас нетуть...
Все вооружились по самые зубы. Небритый немчурка в сбившемся паричке напоминал рождественское древо, что наряжают на его родине на радость лупоглазым пузатым немчикам: две кривые сабли и турский кинжал на широком кожаном поясе, за пояс заткнуты два четырёхствольных пистоля, по ружью за каждым плечом и здоровенный бердыш, по примеру святого отца. Несчастного в сей грозной амуниции качало во все стороны будто ветром.
Пушки забили картечью и расставили на самых ответственных участках. Михайле и сотнику Кутаку досталось по орудию на нос. Немец, памятный выстрелом в Архангел-граде, бросил, наконец, бердыш и сказал, что тоже хочет палить из пушки.
- Я есть гут канонир! - упрашивал он отца Никона, и батюшка согласился:
- Пали, скока влезет, Ваше скобродие, всё равно на рукопашной от тебе толку мало!
Оружьем и припасом воинским бойцы себя обеспечили, но жрать хотелось всё сильнее, кишка липла к кишке и радужные круги плыли перед глазами. Вспомнив уроки Наставника, приискал Михайла особых травок, утолявших приступ голода. Только немного было тех травок на бесплодном камне утёса.
Мерзость стригольная не унималась. Покончив с пленниками, зачали еретики пежить един другова. Накалывали на рогатины караваи белого хлеба и кровяные колбасы, издали показывая их христолюбивым воинам:
- Эй, сдавайтесь, пиздолюбцы! Всё едино - от голоду сдохнуть! Подставляйте сраки, уёбища!
- Ах, блядь! - кинулся рассерженный секунд-майор к замаскированной пушке, - Щас у мене кто-то отведает на свою жопу!
- Не кипятись, князь! - остановил батюшка, - Не надо знать сраколюбцам-еретикам, што у нас пушки есть! Как они свои пушки подволокут, - от нас ничево не останется. Потом пизданёшь, когда попрёт сволочь стригольная. - Покуда попрут, мы тут все предохнем!
- Не торопись на тот свет, князь, там, вить, совсем не мёдом мазано!
В опустившихся сумерках пристально вглядывался Михайла в стригольную сторону. С калмыком договорились держать стражу по часу, - пока один сторожит, другой кемарит. Время шло томительно долго. Как вдруг, сзади хрустнула под ногою ветка. ТНе иначе, отец Никон решил нас проведатьУ, - обрадовался Михайла. Он повернулся навстречу - и обомлел...
Наставник стоял перед ним, в парчовом халате до пят, расшитом молниями и драконами. Рукояти мечей были видны у него из-за спины, а в левой руке была златая булава в форме волчьей головы. Михайла пал на колени, путался обнять ноги Наставника, но ладони его ловили лишь пустоту.
- Встань, Михайла. Воин падает на колени, если сердце его пробито железом. Ни страх, ни жалость не смутят его. Вам предстоит нелёгкое дело. Стригольников больше, чем песку в пустыне на рубеже Срединной Земли. Только не бойся, - я буду с вами. Видел ты изваяние Осафья-Царевича?
- Да, Наставник.
- Его принёс с собою желтолицый Наставник из Срединной Земли. Неисчислимы, говорил он, лики Осафья-Царевича, и за всяким из них - Пустота.
Наставник повернулся и зашагал прочь. То, что казалось рукоятями мечей, оказалось в самом деле краями двух широких и тяжёлых крылий за спиною. Их концы волоклись по земле, и Наставник заметно сгорбился под их спудом.
- Люди путаются в снах, как рыба в бороде, - пробормотал он, не оборачиваясь.
- Как же... - Михайла хотел спросить про чоховскую пищаль, протянул руку...
- Михайла! Михайла! Дрыхнешь, байбак?! Вставай, братан, твой черёд, однака! - толкал в спину сотник Кутак.
- Рази ж я спал? - удивлялся Михайла.
- Храпел так, что весь стригольник кругом на сто вёрст разбежался, однака! - весело подтвердил казак и тут же принялся пускать из горла немузыкальные рулады.
- Ить!... Чего тока не привидится! - вслух рассудил Михайла, продирая глаза.
Утром стригольники стали изредка бить по утёсу из подвезённых пушек. Каменные ядра разлетались с треском, раня своими осколками. Немец, не выдержав сдевательств, пальнул картечью и довольно ловко, - прислугу целой батареи смело, будто ветром: остались одни убитые.
- Ах, блядь! Да у них пушка! - возопил Генька, напялив бранный шишак, - Хуячить без всякой жалости!
Суматоха охватила еретиков. Канонада гремела беспрестанно. За суетой никто не заметил, как повозка, запряжённая тройкою кляч, с драным полотняным пологом стала протискиваться между стригольниками. Усадистый кудреватый возница без жалости нахлёстывал подвернувшихся жополюбцев длинным кнутом. Его принимали за важного холуя и пропускали без особого ропота. Лихо подкатив под самый утёс, возница соскочил с облучка и с лёгкостью неимоверной стал карабкаться наверх по камням. В правой руке он держал кожаный саквояж, какой бывает у лекарей-иноземцев, в левой - клиштирную трубку, за спиною висело оружие в полотняном чехле.
- Ишь, несёт нелёгкая! - не без удивления произнёс секунд-майор Склепов.
- Полк полковника Абиха? - спросил незнакомец, приблизясь, приятным, но, казалось, слишком высоким для своей комплекции голосом.
- Я есть полковник Абих, - серьёзно поклонился немец, едва не выпустив из рук орудийный банник.
- Я ваш полковой лекарь - доктор Шахов! - поклонился ему в ответ незнакомец.
- Еть твою мать! - вслух выругался князь Склепов, - От полка, почитай, ни хуя не осталось, - а тут на тебе, полковой лекарь прибыл! Милости просим!
- Ондреюшка! Шахов! - издав неподобающе радостный вопль, отец Никон заключил гостя в крепкие объятия и не выпускал его кряду минут пять, несмотря на щедро жужжавшие рядом ядра.
- Доннерветтер! Жёп продьери, этот еретикен-штригольникен! - в сердцах прокричал немчурка, - Не давать карашенька встречаться старый камераден! - Он ещё раз разрядил по жополюбцам своё орудие. Стригольники попробовали пойти на приступ со стороны ворот, но, разогнанные картечью, бежали.
- Надыть мортиры волочь с Гадомища! - орал Генька Ересиарху.
- Я их живыми брать буду! Тёпленькими! Али хошь, штоб я на тебе ещё раз слазил? - был непреклонен Долгомудов.
Осаждённые собрались круг Ондрейки.
- Как же ты к нам? - удивлялся Никон.
- Знак был, - улыбнулся Ондрейка, - Ну, да сусолить неча. Вот!
Он скинул с плеча чехол, развернул его, - и Михайла ахнул: там была тысящезарядная пищаль!
- Зададим жополюбцам! - вскричал он.
- Зададим, зададим, - одобрил лекарь, - А теперь скидай порты да сраками ко мне ворочайся!
- Чиво это?
- Не ТчивоУ, а приказ! - он достал из саквояжа четверть, полную тёмным настоем.
- Человек-корень в вас заливать буду!
- А сквозь горло нельзя? - взмолился батюшка, - Мине оно сквозь горло сподручнее...
- Сквозь горло у стригольников брать будешь! - отрезал Ондрейка, - Давай! - и вогнал с размаху клиштир Никону в зад. Следующим был черёд за Михайлой. Сразу за скорой процедурой, почуял он в себе неимоверную силу. Чтобы испытать - не кажется ли ему, - примерился Михайла к вековечному дубу - и чудо! - тут же вывернул дерево вместе с корнем!
Все оказались вмиг ужасными силачами. Немчурка, тощей шуйцей, вздел, как бы крошечный пистоль, медную пушку вместе с лафетом. Никон выломал с корнем и очищал от веток высоченную и претолстую сосну. - Хорошая будет палочка, научать жополюбивых уму-разуму! - приговаривал батюшка. Кутак-Антропов, будто тряпичный мячик, кидал к небу гранитный валун обхватом в три сажени. Санка сжал голой ладонью лезвие сабли, - и железная труха посыпалась на землю! Князь Склепов вязал в частые узлы ружейное дуло.
- Да святится Осафей-Царевич! - возгласил Ондрейка Шахов, и все, вслед за ним, пали на колены.
- Будет дано знамение нам - знак верный! Тока узрим его, сразу прём на стригольников!
- Нет пощады жополюбивым! - звонко выкрикнул Васятка.

глава тридцать первая

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице