Михайла очнулся от нестерпимой боли. Татьянка и Никон, тяжело кряхтевший и негромко ругавшийся, пользовали его раны.
- А, вить, мы стригольникам хрен промеж сраки-та забили... - с трудом проговорил он, оглядывая поле недавней битвы, на котором громоздились горы вражьих тел. Санка стонал поблизости.
- Како ты, братка? Потерпи маненько - жив будешь! - приободрил Михайла брательника, - А Наставник?.. Наставник где?!. Господи, да что же с ним?!
Савелий молча стоял в стороне, тяжело опираясь на тысящезарядную пищаль. Пот градом катился по чёрному от крови и копоти лицу. Другой рукою праведник зажимал рваную рану в правом боку.
- Поможите, поможите Наставнику!!! - в отчаянии вскричал Михайла. Наставник рукою остановил кинувшихся к нему Никона и Татьянку.
- Не надыть... Зацепили мя не шибко, - процедил он сквозь зубы и рухнул, как подкошенный.
- Савка, слышь!... Вставай, Савелий! - засуетился, забегал батюшка, - Что же делать? Ить, на Погост ко мне вести его надобно!... Ой, далеко нам иттить!... - из-под ряски выудил батюшка шкляницу с настоем человек-корня, плеснул на зияющую рану, поднёс ёмкость к губам раненого. Глаза Наставника приоткрылись, губы его прошептали слабо: "Мих-хайла!..."
Михайла с трудом поднялся с земли и, опираясь на сдобное плечо Татьянки, подошёл к Наставнику, опустился на колени и приподнял его голову.
- Наклонись ближе, - прохрипел Наставник, приблизил горячечный рот к уху зуйка и стал скоро шептать.
- Запомнишь, Михайла? - произнёс он вслух.
- Запомню, Наставник, - Михайла с трудом сдерживал горючие слёзы.
- Не плачь, сынка, - слабо улыбнулся праведник, - Ибо в жизни будущей всенепременно мы повстречаемся... Никон, братец, и тебе напоследок слово хочу шепнуть...
Когда, отирая рукавом драной рясы закопчённое лицо с опаленой брадою, отошёл Никон от умирающего своего товарища, Наставник, обведя взглядом вставших рядом, плечом к плечу, Михайлу, Никона, Санку, Васятку и стоявшую поодаль Татьянку, молвил:
- Лихом не поминайте... - сомкнул веки и тихо отошёл. Ветер прошелестел по древесной листве, - ангелы Божии были рядом...

- Упусти-и-и-ил!!! Ах ты, блядь! Пизда смердя-я-ящша!!! - визжал Мишутка Страхов, ухватив повалившегося пред ним на колени Геньку за козлиную бороду, - На шмат насажу!!! В зуйки определю!!! Кровушки из ття, сраки слоновой, пущшу, из блядодея-та!!!
Пежьте ево, сучьего блядуна-а-а! - закричал он явившимся стригольникам, - Савку, козлину, упусти-и-и-ил!!!
- Не губи, батюшка! - проскулил со слезою Генька, - Помилуй мя, блядуна сранова! Тыщ-ши, тыщ-ши никонов-пиздолюбцев с Савкою были!!!
Внезапно дёрнул Мишутка Генькину бороду и, с остервенением впившись гнилыми зубами в выпученное от ужаса око свово холуя, выкусил его. Сглотнув глаз, Ересиарх с силой отпихнул визжавшего от дикой боли Геньку:
- Живи блядь! Потому щажу, што надобно походом на Архангел-град иттить... Сияние Астрофилово мне о том было...
Пора! Пора!!! Блядищ покарати, блудницу-ебливицу, Церкву-Никонову на шматину Стрибогову вздети. Пущ-щай! Напитаем землю-матушку кровию нечестивых! Окрасим реки скорые во цвет красный. Станет Страна Беловодие среди Поморья! А-а-а-а!!! - Мишутка запрыгал по палате, бесстыдно тряся сморщенным срамом, нелепо - словно крылами куричьими - взмахивая костлявыми ручонками. Визг Ересиарха и вой покалеченного Геньки буквально оглушили отворившего дверь палаты купчины Долгомудова.
- А-а-а!!! Блядь толстожопая!!! Упустили Савку, засранцы!!! Единова ефиопа аз ока лишил, а тебе - тебе, блядище брюхатой, уд тайный урвать велю - а?!... Спужался, сраколюбец смердящ?!!! Кажи - спужался, цел будеши!!! А-а-а-ааа!!! Ужо! Ужо!!!
Ведай, утроба проебённа, велением Астрофил-Птицы Пежей, знамением Перуновым, ныне же на Архангел-город аз войском гряду! Крамолу блядунов-никонов железом калёным повыжечи! Коли хочешь гнева Перунова бежать - сбирай холуёв-мужеложников, да со мною грядут!..
- Мои людишки, Михал Ларионыч, давно готовы, - угодливо залопотал Терентий, - Они у мене кормлены с копей харалужных, мечами, как един, перепоясаны... Приказу тока дожидаются. Кто надо в Архангел-городе казною куплен, под стены подкопы сделаны и порох заложен. Только вели, баюшка Михал Ларионыч!..
Ночью Генька Бочаров с повязанной через лицо грязной тряпицей, прикрывавшей зияющую глазницу, заскребся в дверь, за которой храпел Терентий, оставшийся ночевать в стригольном Гадомище. Теперь, после того, как Мишутка ослепил Геньку, тот малость прозрел в отношении Великого Ересиарха. Жуткая боль и горькая обида на вчерашнего кумира привела его просить помощи у купчины-мильонщика.
- Мудачьё! Выдумали тоже, - жарко шептал Генька в самое ухо Терентью. - Мишутку Страхова в чин Астрофилов выбрали! Да у Мишутки, меж нами, за всю евонную жисть на бабу ни разу не встал - не то, штоб на гузно мужеское! Ить, представь ему которого зуйка, штоб срака потолще, в самый мармелат, дык, он ево и поеть как след не сможет - рази што язык ему в гузно воткнет! Вот и смекай - на который хрен нам таковое подобие, ежели ты тут, Терентий. Ты и собою гож, мужшина в самом теле, не то што этот хрен кривоногий, и зуйков жалуешь - истинный Астрофил, одно слово! Ежли стать тебе в сан Астрофилов, дык, мне думается, сызнову станут к нам благосклонны бози и сокрушим выблядка Савку и все семя ево! Решайси, Терентий! Время ужо не терпит! Решайси!
- Чур, чур меня, Генька! - таким же скорым шепотом отвечал Терентий. - Не ты ли давеча меня гниложопым дразнил, а теперя в Астрофилы предлагаешь? А ну как скажу я все Мишутке - да как взденут ття на шматину Перунову? А? Небось, другое петь зачнешь, как жопу-та прижарит!
- Я - Генька - сам вскорости Астрофилом стану - а тебя едина годность будет пред моими молодцами дырою вертеть. Тока, боюсь, што на ту твою дыру нихто не позаритси. Ить, на тебя, гангрена, лошажий хрен нужон, али Астрофилов! Думай, Терентий, покамест время есть! Не ты мне - я тебе нужон стану, коли припрет.

...На третий день по кончине схоронили Наставника на той самой полянке, откуда вознесся на небеса вознесением огненным основатель обители святого Осафья-Царевича. Никон отслужил за упокой. Никто не мог сдержать горьких слёз:
- Тако рыдали мы, грешныя, когда потеряли Учителя нашева, - бормотал священник, часто моргая покраснелыми глазами.
Васятка ревел в полный голос.
- Будет, будет... - как бы спохватившись, стал утешать мальца Никон, - Он, вить, теперь с небес на нас глядит... Вместе с Учителем нашим - вот, значится, и свидеться Господь сподобил... Праведник великий Наставник есть... И смерть за други своя принял...
Михайло утёр с лица слёзы:
- Сказал мне Наставник пред смертью тако: остался я, за смертию его, Последним Зуйком, и мне назначено свет Учения сего нести. Будет битва великая с невереными. И многие мне страны предстоит увидеть, а перве - в стольный град Москву пойтить.
- Мы с тобою! - в единый голос вскрикнули Санка с Васяткой.
- И вы! Тако и Наставник сказывал.
- Ну а мине Савелий сказал, штоб я с приходом своим оставался. И то правда - ить, на ково мне паству свою оставить?... Много болестей духовных в краю нашем накопилось... Други мои здесь схоронены - и мне здесь Господь костьми лечь судил...

глава двадцать пятая

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице