Гром барабанов возвестил о начале игрищ Даждьбоговых. Вкруг капища заполыхали жарким пламенем костры и факелы. Бессчетная толпа стригольников с воплем окружила частокол, блядуны-язычники ударяли в кимвалы и бубны, дули что было мочи в завитые бараньи рога.
- Ну, держись теперь! - выдернул Наставник из земли хуеподобного болвана, попробовал его об колено, - Крепок! Хорошо - нам того и надобно!
Служки в кроваво-красных одеяниях выстроились пред изукрашенными затейливой резьбой вратами Святилища, дожидаясь Великого Ересиарха. Мускулистые стригольники - по четыре с каждой стороны - с трудом поддерживали страшной длины медные трубы, что должны были возвестить явление Мишутки Страхова. Человечьи лёгкие бессильны были выдуть из них даже самый слабый звук - воздух должны были подавать мощнейшие кузнечные меха.
И вот, трубы взревели, как оленьи стада в пору гона - издаля, среди костров, неровным светом пылавших появилась процессия. Рога ревели без умолку, гремели барабаны, вслед диавольской музыке заревели стригольники. Со страшным скрипом ворота капища стали отворяться. Море человечее бушевало за его стенами, но никто не решался переступить порога - наверняка знал всяк стригольник, ежли только он не жрец, отчекрыженные муды святотатца тотчас вздеты будут на шею идолу Сварогову.
Могучие холуи несли впереди процессии вызолоченный закрытый паланкин с Мишуткой Страховым. Стригольники валились перед ним ниц и возносили хвалы Перунови - посрамителю никонов. После шли жрецы и прислужники, с культовой утварью в руках, а следом, в единых тока белых рубашонках с дырою на сраке, гнали отроков - жертву ужасному идолу. В толпе несчастных был и Санка Логунов, неверный любовник Терентья.
Перед открытыми воротами капища паланкин поставили на землю, парчовый полог откинулся и взорам стригольников явился Ересиарх Мишутка.
- Ишь, петушина! - зашептал Наставник, - Михайлушка, значится, слухай сюды: чичас попробуем идолище-та подтолкнуть - ежли подастся, то мы его, как час подойдёт, качнём на еретицей!
Мишутка меж тем оглядывал обреченных отроков, хватал их за задницы, сам выставив непотребно изукрашенную петушьими перьями сраку. Вдруг лицо Ересиарха исказила гримаса дикой похоти и он возгласил:
- Приидите, да насладимся!
Похотливо ржа, жрецы Перуновы кинулись на отроков, посдирали с них рубашонки и зачали еть. Прочие стригольники, распалённые их примером, валили друг друга и тоже пользовали сзади. Всё превратилось в единый матерящийся и пыхтящий клубок.
Подоткнув под Перунов болван пару идолов навроде рычагов, Наставник и Михайла раскачивали истукана.
- Ага! Суккин ты хуй! - радостно скрипел зубами Наставник, видя, как подался и малость качнулся болван, - Наша берёт, Михайла!
Насытив гнусную похоть, жрецы погнали своих жертв внутрь капища. Впереди скакал, выставив зад в перьях, Мишутка Страхов. Двое жрецов высекли кремнем пламя и возжгли на алтаре огонь, а Генька Бочаров протянул Ересиарху кривой каменный нож. За воплем и грохотом слов стригольных не было слышно, но Мишуткино лиц то и дело искажалось жуткими гримасами, рот беззвучно раззевался. Жрецы тычками и пинками сгоняли отроков к Перунову истукану.
- Щас зачнёт у мальчонок уды резать, да на огне жечь! Токмо не быть тому! Наляг, Михайла! - Наставник с зуйком остервенело заработали рычагами. Идол зашатался и с грохотом рухнул на толпившихся под ним жрецов, причём один из них был насквозь пронзён раскалённой шматиной. Генька Бочаров с Ересиархом едва успели отскочить.
- Ноги!!! - кликнул, вскакивая, Наставник. Идолом, наподобие дубины он сбил ополоумевшего от ужаса служку и устремился наружу круша всех направо и налево.
- Скорее! Скорее! - кричал Михайла, толкая к выходу перепуганных отроков, - Ходу! К лесу! Рвите когти, ёб вашу мать!
- Пал Перун! Перуна взгромоздить надоть!!! - бестолковая толпа стригольников ринулась внутрь капища, смяв толпу жрецов во главе с Генькой, припустившую было в погоню. - Стой! - заорал успевший опомниться стригольник, размахивая бердышом. Метко пущенная звездица впилась еретику прямо в око. Отроки, как зайцы, прыснули во все стороны. И покамест ничего не понимавшие еретики лупили друг дружку, пока искали разбежавшихся коней и разбросанное оружие, Наставник и Михайла уже бежали другую версту среди спасительного леса.
- Ёб вашу мать, прости мене Господи! - прогрохотало за кустами, и Никон, с мушкетоном в руках, поднялся из-за куста.
- Дяденьки, постойте! Погодите, дяденьки! - донесся сзади слабый, срывающийся глас. Никон вскинул мушкетон, друзья оборотились - за ними, держась руками за истерзанный зад, бежал усадистый мальчонка в разодранной рубашонке, - из тех, кого готовились безбожники вздеть на шмат идольский! - Ишь ты! - поразился Наставник, - Как же ты за нами поспеть умудрился?!
Мальчонка с трудом переводил дыхание:
- Я, вить, как узрел, што идолище-та валится, я зараз смекнул, что бежать надыть! Глянул - а тут вы, быдто, как черти какие выскочили, однова, другова по еблищу! Ну, я, дык, понял, что вы свои, я за вами следом-та и припустил, покуда мочи было! Думал, сдохну - вы, вить, шибко бежали! Ух, а срака-та, срака у мене болит, - простодушно жалился мальчонка, - Как зачали мене пырять, - я, вить, думал, жив не буду, эдак припёрло!
- Ты, малец, почитай легко отделался, - по-своему утешал батюшка, - Кабы вдели тебя к идолищу поганому на кол, да повертелся ты, на колу сидючи, жив денька три кряду, докуда не помер - то б веселее было!
- На-ткось, хлебни, малец, - достал Наставник скляницу с настоем человек-корня, - Пей, не бойся - зараз полегчает! Как зовут тебе?
- Васяткой Петровым!
- Выдели-ко порты Васятке, батюшка! И пошли отроков по лесу сбирать - кабы их стригольная блядь сызнову не выловила... Еретики ночью в лес сунутся - дык, звери лесные ночью тоже не дремлют!
- Пошли, Савка! - закинул батюшка мушкетон на плечо, а шагая, рассуждал сам с собою, - Мене, вить, Савелий, от тебе сплошной убыток! Порассуди сам - то тте порты волоки, то зипуны с рубахами, то мёд, то вино зелёное! И, вить, волоку, грешным делом! А приход у мене бедный, сам с хлеба на квас переминаюсь!...
- Ну-ну, бачка! - беззлобно смеялся Наставник, - Кабы не я - подох бы ты давным-давно на колу Перуновом с зипунами и уксусом - чем ты мене ещё пенять станешь?
Из-за дерев донёсся явственно стон.
- Никак, мальчонка какой? - засуетился батюшка.
- Точно...
До утра собрали они по лесу восемьдесят шесть мальчонок из ста - истерзанных, отъёбанных, но живых!... С доброго лица отца Никона не сходила улыбка:
- Посрамили блядунов-сраколюбцев!
Отроков отпоили человек-корнем, приодели и отправили, через верных прихожан отца Никона, по домам, к родителям.
- Дозвольте мене, батюшка, при Вас остаться, - просил Васятка Петров, - Сирота я, тятьку ведмедь загрыз, мамка от поносу померла!..
- Оставайся, голубь, - медово отвечал батюшка, - Авось, не объешь мене, горемычного!..

глава двадцать вторая

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице