К лету Михайла отошёл от своих болестей вовсе. Помогал лесовику по дому - чистил, мыл, драил пол, варил картоху, готовил узвары из лесной травы, штопал широченные савельевы порты. По многу дней пропадал Савелий в лесу - уходил без всякого оружья, но каждый раз возвращался с добычей - птица, рыба, лохматые зайцы-русаки. Однажды притащил на себе космача-ведмедя, росту в том ведмеде - три Савелья, толщины необхватной. Страшно было даже подходить к оскалившему клыкастую пасть зверю, но больше того испугался Михайла, когда увидел черневшую в боку зверя дыру.
- Как ты ево, дядька Савелий? C пищали? - спросил осторожно.
- Нам пищали не надобно, - усмехнулся лесовик, - Вестимо, рукою.
- А миня - научишь? - с восторгом и опаскою проговорил отрок.
- Поглядим, - поскрёб Савелий широкую грудь.
Раз, убираясь, пригляделся Михайла к стоявшему в красном углу истукану. Сидел он на чудном цветке, скрестив по-татарски ноги, левою рукою держа цветок, а правую, как-бы, норовя дать кому щелбана. Головою болван был лыс, лицем безбород и молод - сидел, задумчив, чему-то про себя улыбаясь. Тёмный камень, имени которого Михайла не знал, давным-давно был покрыт позолотою, что почти вся облезла за прошедшим временем.
- Ишь, ты! - ткнул Михайла болвана пальцем, - Чиво тока еретицы не выдумают! Неужли, что Cавелий из этой братьи?.. А по мне, - кто ни будь человек он хороший, миня от смерти спас и тятьку мово знает!
- Али ття вошь куснула? - неслышный, подошел сзади Савелий, - Чё встал, еблище раззявил?
- Да вот, гляжу... - замялся Михайла, - Мудрёно больно... Видывал я, конечно, Николу Можайсково, что мужики у нас из липы делали, а ещё Спасителя, что в горести сидит, щёку подпирает - вишь, больно-то поколотили Ево окаянные жыдовины... А вот такова не видывал прежде.
Савелий сотворил пред истуканом истовое крестное знамение, поклонился до земли.
- Много, Михайлушка на свете вещей есть, которы ты не видывал и не слыхивал, - сказал лесовик не без ехидства, - Евто Осафей - Царевич Индейский. Стих старческ про Матерь-Пустыню ведаешь?
- Пели монаси, слыхивал...
- Здесь Пустынь Осафьева была, - проговорил Савелий с грустью, - Ладныть, работай, а пойду по лесу пройдусь...
Он поспешил выйти, и, показалось Михайле, смахнул украдкою с лица скупую слезу.
В следующий день Михайла месил хлебы. Отрок потел с натуги. Светлые кудри вились ниже плеч, щёки покрывал здоровый румянец, льняная рубаха с вышивкой по вороту составляла всё его одеяние.
- Порты скинь - от их муды преют! - наказал лесовик, а Михайла боялся ослушаться.
Михайла протянул руку за берестяной солонкой, покачал головою - соли в ней не было ни щепоти.
- Дядька Савелий! Дядька Савелий! - звонко закричал он, - Соли у нас боле нетути! Как хлеб-та печь станем?
Савелий показался в дверях и неволей залюбовался отроком.
- Соли, гришь, нету? Пожалуй, схожу я в Холмогоры за солью!
- Сходи, дядька Савелий, сделай милость!
Лесовик накрутил онучи, нацепил лапти, из-под половицы вытащил холщовый мешочек с копейными денежками, зачал свою казну пересчитывать. Вдруг звонко посыпались серебряные чешуйки на пол, покатились в стороны.
- Ишь, ты! - сокрушенно произнёс Савелий, - Даже деньги сосчитать не получается.
- Я сберу! - скоро крикнул Михайла, обтирая руки полотенцем, - Мигом сберу!
- Под лавкой глянь, туда, кажись, закатилась!
Михайла, не чуя подвоха, полез под широкую лавку.
- Не видать, чевой-та! Зажги свечку, дядька Савелий! - закричал он и тут же почувствовал, как могучие руки лесовика заворотили на нём рубашку, и тот пристроился сзади...
- ...Ужо, ужо! - утешал Савелий отчаянно вопившего отрока, докуда пежил его, - Ужо! Девки терпят по первому разу-та, а тте и вовсе, по мужскому званью, терпеть положено! Кончай вопить-та, етить ття в скаку!
- Ага, терпеть! - заматюгался Михайла, растирая по лицу слюни и сопли, когда лесовик докончил его пырять, - Ить, ты мене, как бы, надвое не разорвал! Чать, шматина, как бы, ось тележна!
- Ниччё! Ниччё, опосля привыкнешь!
- А ежли я не дамся?!
- А я ття и спрашивать не стану! Таперича ты, Михайла, при мне зуйком состоять будешь!
- Ты, значится, Долгомудова хуже! - вопил Михайла, - Тот тоже мене в зуйки взять хотел, тятьку мово со свету сгубил! А ты, значится, воспользовался!
- Ты здраво рассуждай, - спокойно отвечал дядька Савелий, оправляя порты и застёгивая мотню на костяные пуговицы, - Тятька твой Долгомудова на хуй послал, как для мильёнщика ебучего тут единое блядство. А штоб науку морскую постигнуть, кормщиком стать и просто человеком хорошим, наверняка тебя тятька к кому из справных поморцев в зуйки б определил - и в сраку ття поморец бы пользовал. Тятьки у ття больше нету, а он был мне верным приятелем - ну и вот, я тебя при себе в зуйки определяю!
Михайла вдруг вспомнил - и поразился своему воспоминанию.
- Дык, это ты за тятьку в Архангел-городе встал, когда ево дружина супротив холуёв долгомудовых билась? - утер Михайла рукавом сопли.
- А как жеть! - рассмеялся Савелий, - Конечно, надыть было Василью тогда подмогнуть! И тятька твой мине помогал не единожды. Ну, да я за солью пойду, неча лясы точить - опосля узнаешь, как дело было!

глава шестая

к оглавлению

!!!почитать другие произведения сычей!!!

написать свое мнение в гостевой книжице